Вопросы национальной революции

Национальное неравноправие сказывалось и на имущественных отношениях. Маньчжуры насильственно захватывали китайские земли.

В «Своде законов династии» говорилось, что при создании государства (XVII в.) был учрежден земельный фонд из заброшенных бесхозных земель в различных округах и уездах. Лучшая часть этих земель передавалась чиновникам, офицерам и солдатам в полную собственность с правом наследования. В дальнейшем в связи с увеличением численности населения вновь освоенные пахотные земли за «Старыми северными воротами» столицы также были объявлены государственной собственностью. Часть этих угодий была передана императорской семье, остальное — офицерам и солдатам восьмизнаменных войск, а также гарнизонных войск.

Комментируя этот параграф «Свода законов», автор статьи в «Миньбао» указывал, что так называемая бесхозная земля в действительности была землей ханьцев, либо убитых во время маньчжурского нашествия, либо обращенных в рабство, либо, наконец, убежавших в отдаленные края. «Если человек перестал быть хозяином своей жизни, о какой же собственности на землю может идти речь?». Такого рода «заброшенных бесхозных земель» только в окрестностях столицы насчитывались миллионы цинов.

Еще большие земельные богатства захватывали гарнизонные войска в различных провинциях. В том же «Своде...» сообщалось, что «все офицеры и солдаты гарнизонных войск в провинциях Чжили, Цзянсу, Чжэцзян, Шэньси, Шаньси, Хэнань были наделены пахотной землей. На четвертом гбду правления Шунчжи усадебную землю получили все служащие гарнизонных частей знаменных войск... В Цяннине каждый получил от 60 до 180 му, в Сиане — от 215 до 240 му».

Автор статьи в «Миньбао» утверждает, что маньчжуры не умели хозяйничать, поэтому через несколько лет все их земли были проданы либо отданы ханьскому населению под залог.

Но вскоре был придуман еще один способ ограбления ханьского населения. В принятом указе говорилось, что «земель, переданных всему знаменному населению при создании империи, было вполне достаточно для поддержания его жизни. Но в связи с ростом численности населения стала ощущаться нехватка недвижимого имущества. Значительная часть земель оказалась переданной ханьцам под залог. С тех пор прошло много лет, сменилось много поколений и земля фактически превратилась в собственность ханьцев». Для возвращения собственности «законным» хозяевам — маньчжурам—указом императора устанавливался порядок выкупа знаменных земель у ханьского населения по льготным ценам. Указ гласил: «Земли, отданные под залог за 10 лет до дня выкупа и менее, выкупаются по полной цене; более 10 лет —со скидкой в 10%; за каждые следующие 10 лет полагается скидка еще на 10%. Земли, отданные в залог свыше 50 лет тому назад, выкупаются со скидкой в 50% от прежней цены».

Автор статьи в «Миньбао» отмечал, что маньчжуры выкупали бывшие знаменные земли деньгами, выжатыми из ханьского населения. Таким образом, государство еще раз ограбило ханьцев и передало их имущество маньчжурам. О маньчжурской аристократии в статье говорится: «Они сыты, в тепле, невежды, бездельники, праздно существуют, как животные... и вполне естественно, что они и разлагаются с каждым днем. За сотни лет, прошедших со времени завоевания Китая, они не научились самостоятельно добывать средства к существованию».

Маньчжуры занимались главным образом политикой и военными делами. Они не интересовались производством. Им запрещено было торговать. Они не стремились к образованию— им не надо было сдавать государственные экзамены. Национальные привилегии вполне обеспечивали им паразитическую жизнь.

Таковы, по мнению Ван Цзин-вэя, автора статьи «Национальное гражданство», некоторые общие черты «аристократического политического строя» цинской империи. Автор делал вывод, что задача национальной революции состоит в свержении этого строя. Однако при этом в статье давалось идеалистическое определение нации. Понятие «нация» отождествлялось с понятием «раса», а национализм — с расизмом. Сущность и задачу национализма Ван Цзин-вэй сводил к свержению господства маньчжуров. Что касается свержения монархии вообще, то эту задачу должна, по мнению автора, выполнить другая, народная революция, которая приведет к установлению в Китае конституционного народовластия. О конкретных перспективах такой революции автор отказывался говорить. На сей счет у него не было определенного мнения. Он только знал, что «народовластие не может возникнуть мгновенно, а требует постепенного развития».

Таким образом, Ван Цзин-вэй в отличие от Сунь Ят-сена отрывал национальную революцию от политической, задачу свержения маньчжурских правителей — от задачи свержения всего феодально-монархического строя и установления демократической республики.

Автор статьи ошибочно считал, что аристократические сословия могут существовать в Китае только в условиях иноземного правления, повторяя утверждение либералов о том, что аристократической власти не было у ханьцев с эпохи Цинь. Как и ряд других революционных демократов, автор статьи односторонне понимал национализм, придавая этой категории реакционные великоханьские, шовинистические черты.

Против такого толкования национализма и «расовой» революции выступали Чжу Чжи-синь, Чэнь Тянь-хуа, Сы Цзи и другие сторонники Сунь Ят-сена. Они показывали в своих работах взаимосвязь национальной и политической революции. Однако это правильное положение толковалось ими по-разному. Чжу Чжи-синь писал: «Для разрешения трудностей, возникших в связи с национальной рознью, нет других способов, кроме революции. Первая цель революции—-изгнание маньчжуров, вторая — ликвидация тирании. Обе цели тесно связаны друг с другом. Добиться первой цели — значит добиться и второй».

Далее он писал: «Чувство национальной вражды в народе стало острее. Без национального отмщения не могут быть решены другие задачи. Следовательно, национальное мщение есть первая задача революции, и только затем можно будет приступить к борьбе против тирании».

Сходную точку зрения высказывал Сы Цзи, автор статьи журнала «Фубао». Он писал: «Чтобы спасти страну, необходимо начать с «расовой» революции. Революция в области политики необходима, но революция в области расового освобождения еще более важна и неотложна. Только победа «расовой» революции может привести к разрешению задач политической революции».

Иначе подходил к этим проблемам революционный демократ Чэнь Тянь-хуа. В своем завещании перед самоубийством он писал: «Среди революционеров некоторые отстаивают примат национализма, другие—примат политических задач. Я отдаю предпочтение политике перед национальным вопросом... Чтобы спасти Китай, надо действовать решительно, т. е. надо отнять власть у маньчжуров, перевоспитать их... Маньчжуры должны быть такими же гражданами, как и все. При современной цивилизации нельзя допустить резни во имя мести. Моя аптиманьчжурская позиция отличается от позиции сторойников национального мщения. Она исходит из политических проблем». Но и Чэнь Тянь-хуа порой опускался до великоханьского шовинизма. Он считал, что «господство численно превосходящей нации над низшим по развитию меньшинством правомерно».

Принципиальные разногласия между либеральными конституционалистами и буржуазными демократами возникли в связи с доктриной гоцзя чжуи (этатизма) — так Лян Ци-чао и его сторонники называли свою теорию, призывавшую к преданности государству, как таковому. Каждый гражданин, утверждала эта теория, должен быть предан своей стране независимо от того, кому в ней принадлежит власть. Всякий национализм внутри многонациональной страны противоречит интересам государства, следовательно... борьба против маньчжурского монархического строя есть антипатриотический акт. Теорию этатизма Лян Ци-чао заимствовал у западных великодержавных шовинистов, которые использовали ее для борьбы против национально-освободительного движения. По этому принципу, например, жители Эльзаса и Лотарингии, после того как эта территория Франции была оккупирована Пруссией, должны стать патриотами Пруссии, народы Ирландии, Индии— патриотами Великобритании, народы Алжира, Индокитая и других французских колоний — патриотами Франции и т. д. Всякая борьба за независимость и национальное возрождение, если подойти к ней с позиций этатизма, есть антипатриотическое движение, даже преступление перед отечеством.

Против этой теории, пересаженной на китайскую почву, выступили революционные публицисты, в частности Чжу Чжи-синь — в обстоятельной статье «За идеальный патриотизм». Патриотизм может быть совершенно различным по своему содержанию, писал он. Если следовать формально-юридическому принципу, патриотизм превращается в этатизм, реакционную теорию. Если же исходить из идейных соображений, патриотизм станет орудием, защищающим национальную свободу и независимость. Себя Чжу Чжи-синь называл сторонником второго принципа и решительным противником первого.

Призыв конституционалистов «любить свое государство,— отмечал Чжу Чжи-синь,— в действительности завуалированный призыв любить свою монархию. Они знают, что идея защиты императора непопулярна и потому слово «монархия» заменили словом «государство». Тем самым они защищают господство маньчжуров. Одним словом, этатисты охраняют императора от антиманьчжурских выступлений, способствуют упрочению маньчжурского господства, стремясь в то же время сохранить свой авторитет в глазах общественности».

Чжу Чжи-синь разоблачал реакционную сущность принципа «подданство прежде всего», декларировавшегося Лян Ци-чао и его единомышленниками. Он указывал, что осуществление этого принципа привело бы к оправданию национального закабаления и к гибели Китая. Если согласиться с ним, исчезнет понятие о падении и гибели народа, об утрате суверенитета. Ведь на таком основании население страны, завоеванной чужеземцами, автоматически переходит в подчинение новой власти.

Чжу Чжи-синь саркастически замечал: «Если раньше говорили, что ничего не случится, если умрет правитель, так как: его заменит другой, то почему бы теперь не говорить: ничего не случится, если погибнет отечество, — появится новое? Если в старое время были люди, рассматривавшие каждого мужчину как самца, то почему бы теперь любое политическое объединение в мире не считать государством? При такой постановке вопроса действительно нечего опасаться гибели отечества».

Стоит согласиться с доводами этатистов, писал Чжу Чжи-синь, как выяснится, например, что тайваньцы должны ощущать себя гражданами Японии и забыть китайское отечество. Таков «нрав пса, который кусает или служит только по приказу кормильца. Это принцип повиновения, принцип рабства». Рабы не могут оказывать сопротивления хозяину, ни сегодняшнему, ни завтрашнему; их продают или дарят, и,, как животные или как вещь, они переходят от одного хозяина к другому. Маньчжуры рассматривают нас, китайцев, как. рабов, они могут подарить или уступить иностранным государствам китайскую территорию вместе с населением.

Если считать, что любовь и преданность своему отечеству— категория временная и преходящая, то «фактически любви и преданности нет, патриотизма, как такового, нет».

В противовес формальному толкованию патриотизма Чжу Чжи-синь защищал подлинное   его   понимание — «идейный» или «моральный» патриотизм. Он считал, что понятие патриотизма не может изменяться механически в зависимости от изменения государственных границ. Патриотизм, во имя которого народ готов жертвовать собой, связан с реальными условиями жизни в стране. Китайский народ любит свое отечество, он борется против иноземного владычества, которое означает рабство. Жители Тайваня перешли в японское подданство, но не равноправны в новом государстве. Действующее в Японии   законодательство не распространяется   на Тайвань. В историческом и национальном отношении китайцы Тайваня ничего общего с японским народом не имеют. Юридическое изменение подданства тайваньцев не сможет превратить их в патриотов нового государства.

Чжу Чжи-синь утверждал, что подлинный патриотизм, якобы, неотделим от национализма. Попытки этатистов противопоставить патриотизм национализму несостоятельны. Толки о том, что патриотизм требует подчинения существующему строю, а попытки восстановить династию или создать новое независимое государство есть антипатриотизм, абсурдны. Наоборот, свержение иноземного (маньчжурского) господства, стремление к восстановлению минской власти или стремление к созданию Китайской республики — это подлинный патриотизм.

Патриотизм есть борьба за национальную независимость и национальное воссоединение страны. Только те, кто стоят за национализм, по Чжу Чжи-синю, могут быть патриотами. Патриотизм входит в понятие национализма.

Китай вполне закономерно может создать свое независимое государство, ибо «китайский народ представляет собой -единую нацию с 400 миллионами населения, имеющую четырехтысячелетнюю историю. Объединение национальных сил Китая для создания республики — наш идеал: изгнание маньчжурских захватчиков для восстановления Китая —средство осуществления этого идеала».

Чжу Чжи-синь подвел следующий итог принципиальным расхождениям между революционерами и либеральными конституционалистами по вопросам о патриотизме, национализме и национальном государстве:

подлинные патриоты — за создание независимого государства, этатисты — за подчинение существующему государству;

подлинные патриоты — за создание нового китайского государства, этатисты — за уничтожение китайской нации, за ее полную ассимиляцию и повиновение маньчжурскому правительству, против китайского национализма, патриотизма. Маньчжурское завоевание временно, этатисты же пытаются уничтожить Китай навсегда — их преступление еще более тяжко, чем преступление маньчжуров;

подлинный патриотизм будет успешно развиваться, несмотря на потуги этатистов, которые своей агитацией лишь разоблачают себя как национальные предатели.

Чтобы рассеять сомнения в обоснованности столь тяжелых обвинений, Чжу Чжи-синь приводил в пример инцидент на японском пароходе «Тацу мару». Этот пароход перевозил оружие из Японии в Аомынь (Макао) и был задержан маньчжурскими чиновниками. Опасаясь, что оружие может попасть в руки революционеров, конституционалисты-этатисты выступили в поддержку маньчжурского правительства. Когда же последнее, уступая протестам японских властей, вынуждено было освободить пароход, этатисты объявили этот акт «национальным позором».

«С точки зрения справедливости борьба с маньчжурами; является первоочередной задачей,—заключал Чжу Чжи-синь,— поступкам этатистов нет оправдания даже с позиции борьбы за защиту суверенных прав государства от иностранного притеснения».