Эпоха грандиозной крестьянской войны тайпинов отмечена целым рядом восстаний, подготовленных и руководимых тайными обществами и происходивших в разных городах и районах Китая. Выступления в Сямыне, Нинбо, Шанхае, несомненно, способствовали быстрому росту повстанческого движения на территории приморских провинций Китая и содействовали успешному продвижению армий тайпинов, отвлекая на себя часть маньчжурских и помещичьих войск. Наиболее значительным из городских движений того периода и было восстание 1853—1855 гг. в Шанхае, осуществленное под руководством «Союза малых мечей» («Сяодаохуэй»).

К северу от старого Шанхая располагались сеттльменты, основанные Англией, США и Францией. В самом городе, внутри городских стен, консулы западных держав, миссионеры и купцы имели свои резиденции и дома; здесь же находились многие компании и торговые фирмы. Стоимость имущества иностранцев в Шанхае к тому времени превышала 25 млн. фунтов стерлингов.

Иностранное вторжение, военное и экономическое, а также усиление налогового гнета в связи с уплатой контрибуции после поражения в «опиумной» войне возлагали непомерные тяготы на трудовые массы Китая. Все это обостряло классовые и национальные противоречия, ускоряя кризис феодального строя. Гигантский социальный взрыв, вылившийся в многолетнюю крестьянскую войну тайпинов, явился попыткой стихийного разрешения этих противоречий. История Шанхая стала отражением основных процессов и явлений, характерных для этого, наиболее бурного периода новой истории Китая.

Большинство восстаний периода крестьянской войны тайпинов (как, впрочем, и других периодов истории Китая) проводилось под руководством различных тайных организаций. Все эти общества, союзы и секты, возникая в разное время в разных провинциях и городах Китая, неизменно выступали с лозунгами борьбы против маньчжурских завоевателей — цинской династии. Однако антиманьчжурские лозунги были лишь внешним, хотя мимо сдаваемой крестьянами нормы риса кладовщики силой брали еще несколько мешков и уносили на склад; если крестьяне сопротивлялись, их обвиняли в «свинячьем» визге); «ян-паньми» —«для образца» (дополнительное количество риса взималось как бы для образца); «теми»  —«дополнительная плата».

Помимо всего этого на плечи крестьянина ложилось немало так называемых «частных расходов». Только один налог за перевоз риса по воде — «шуйцзуфэй» составлял согласно установлениям 52 чоха за 1 дань; к 1853 г. эта цифра возросла в 3—4 раза. В результате крестьянину необходимо было внести 2 даня 5—6 доу риса только для того, чтобы расплатиться по норме хлебного налога за 1 дань риса. Это означало, что взимавшаяся властями оплата хлебного налога более чем вдвое превышала установленную норму. 

Взыскивая эти поборы, помещики, шэньши и чиновники не забывали о личной наживе и всячески вымогали взятки. Даже сами помещики чувствовали, что «к югу от Янцзы неминуемо возникнут выступления крестьян против налогов.

 В хрониках событий 1854—1855 гг. в соседнем с Шанхаем уезде Цзядин говорится: «В 1849 г. Чэнь Жун, начальник уезда Цзядин, устроил проверку налоговых документов на поля и на строения и оказалось, что все именные пометы отцов, сыновей и братьев в реестрах об уплате налогов   не сходились. Тогда власти стали   говорить   об   укрывательстве   от   уплаты   налогов. Мелкие чиновники на том же основании стали считать это преступлением.   В результате в четырех волостях   уезда вспыхнули большие волнения». В 1852 г. Сюй Лунгуан, начальник уезда Цинпу, также   расположенного вблизи Шанхая, стал вдруг торопить с уплатой денежных и натуральных налогов, уже выплаченных до 1850 г. В ответ на это крестьяне, выбрав своим «вожаком Чжоу Личуня, объединились для сопротивления налоговым чиновникам. Крестьяне окрестных уездов Шанхая все чаще прибегали к различным формам организации (используя систему баоцзя, вступая в тайные секты и сообщества) и переходили к вооруженной борьбе.

Помещичья эксплуатация еще более усиливала волнения среди -крестьянства. Все чаще помещики стали требовать уплаты арендных платежей не рисом, а деньгами, при этом они произвольно устанавливали цену, принуждая крестьян вносить серебром суммы, в несколько раз превышающие рыночные цены на рис. Такое вымогательство зернового налога в его денежном выражении называлось уплатой «налога по цене в перерасчете» и фактически ничем не отличалось от взимания «налога с удержаниями».

Как уже говорилось, в шанхайском и окружающих его уездах сложилась особо   напряженная обстановка, ибо тяжесть налогов здесь была крайне велика. Во время «опиумной» войны шанхайские власти при взимании денежных «налогов сверх нормы» повысили стоимость 1 даня риса с 5 тыс. чохов до 7990, в то время как его рыночная цена составляла всего 3 тыс. чохов. После войны налогоплательщики уезда Наньхуэй на основании «налога с удержаниями» должны были внести 3 даня, чтобы рассчитаться за один дань риса. При уплате же «налога по цене в перерасчете» стоимость 1 даня поднялась до 8990 чохов. Недаром Цяо Чжунси писал, что «тяжесть зернового налога в областях Сучжоу и Сунцзян ниже, чем в уезде Шанхай», а Хуан Баотин отмечал, что «в уезде Наньхузй по уровню зернового налога центральные области обогнали все другие».

Для крестьян уездов, расположенных на морском побережье, действующая система налогов была непосильна еще по одной причине. В почве этих мест содержалось много соли. Поэтому здесь издавна возделывался хлопок как культура, наиболее устойчивая к воздействию соли. Удельный вес риса в местном сельскохозяйственном производстве был значительно ниже хлопка. Так, в уезде Шанхай площадь, занятая под хлопком, составляла 70%, а под рисом — 30%; примерно то же соотношение было в уездах Тайцан, Цзядин, Баошань: под хлопком — 70—80%, под рисом — 20—30%. Для уплаты хлебного налога необходимо было сначала получить урожай хлопка, выработать из него ткань, продать ее, а затем на вырученное серебро купить рис, принимавшийся в счет налога. Такая уродливая схема еще более отягощала и без того невыносимый гнет.

Через земельную ренту бремя натуральных и денежных налогов перекладывалось на плечи крестьян-арендаторов, ввиду чего сама рента непрерывно росла. В указанных выше трех уездах крестьяне-арендаторы с 1 му земли ежегодно собирали при хорошем урожае самое большее 3 даня риса, при плохом — 1 дань с небольшим. Однако сумма арендной платы в любом случае оставалась 1,5 даня.

Помещики, взимая аренду, тоже прибегали к различным уловкам. Согласно официальным установлениям земельная рента в основном должна была вноситься натурой, но помещики все чаще вынуждали крестьян платить ее в перерасчете на деньги, цены же произвольно определяли сами, намного завышая обычные рыночные. При такой системе крестьянам необходимо было продать на рынке 1 дань 3—4 доу риса (а то и 1 дань 4—5 доу), чтобы уплатить помещику деньгами стоимость 1 даня. Если помещик все же разрешал внести арендную плату зерновыми, он прибегал к новым уловкам в виде «арендной меры» и т. п., и в итоге крестьянину опять-таки надо было отдать 1 дань 2—3 доу и больше, чтобы уплатить ренту в размере 1 даня риса. В неурожайные годы крестьяне вынуждены были не только распродавать   одежду, сельскохозяйственный инвентарь, тягловый скот, но даже продавать своих сыновей и дочерей.

На страже интересов помещиков стояли власти и чиновники. По их приказу недовольных бросали в тюрьмы. Самим помещикам также дано было право устраивать судилища и жестоко наказывать крестьян.

До первой «опиумной» войны в Шанхае и окружающих его районах было широко распространено кустарное производство хлопчатобумажных изделий. В деревнях после сбора осеннего урожая почти каждая семья занималась прядением и ткачеством, что давало важный дополнительный источник существования. Одним из последствий поражения Китая в «опиумной» войне был рост импорта английских и американских хлопчатобумажных тканей и пряжи. Очень скоро цена импортных тканей фактически оказалась втрое дешевле местных «челночных» тканей, поскольку они были в 3 раза шире китайских. Дешевле была и импортная пряжа. Это привело к тому, что кустарное текстильное производство (особенно прядение) в Шанхае и прилегающих к нему районах не выдержало конкуренции и начало быстро приходить в упадок. Совершенно лишившись сырья, некоторые деревни, где ткачество успело стать основным родом занятий для жителей, оказались в очень тяжелом положении. Одновременно более чем вдвое сократился рынок местного текстиля в таких центрах, как Сунцзян и Тайцан. К. Маркс в статье «Революция в Китае и в Европе» указывал, что «крайне незначительный прежде ввоз английских хлопчатобумажных тканей, так же как и ранее ничтожный ввоз английских шерстяных тканей, быстро возрос с 1833 года, после того, как монополия торговли с Китаем перешла от Ост-Индской компании к частным торговцам. В еще больших размерах он увеличился с 1840 г., когда и другие страны, особенно Соединенные Штаты, также стали принимать участие в торговле с Китаем. Этот ввоз иностранных промышленных изделий имел такое же влияние на китайскую промышленность, какое он прежде оказал на промышленность Малой Азии, Персии и Индии. В Китае прядильщики и ткачи сильно пострадали от этой иностранной конкуренции, и это вызвало соответствующее расстройство в общественной жизни». Усиление налогового гнета и разрушение кустарных текстильных промыслов способствовали тому, что крестьянство превратилось в активную силу событий 1853—1855 гг.