Цинские войска, воспользовавшись сложившейся для них благоприятной ситуацией, почти без промедления двинулись к Цзядину. Уже 20 сентября 1853 г. повстанцы вынуждены были вступить с ними в ожесточенные бон. На следующий день превосходящие по численности отряды Дин Гоэпя подошли к Цзядину, по взять его с ходу не смогли — восставшие отважно защищались. Обращаясь за помощью к цинскому правительству, Дни Гоэнь должен был признать, что «злодеи жестоко сопротивляются, каждым пунктом очень трудно овладевать». Видя, что цинским солдатам не удается быстро взять город, находившиеся в нем шэньши   и помещики  с помощью обыкновенной стрелы послали в лагерь осаждавших письмо, в котором указали слабые места в обороне повстанцев (восточные и южные ворота), одновременно назначив срок для совместных действий. В условленный час в городе был взорван пороховой склад, спровоцирована паника, и через указанные ворота цинские солдаты ворвались в город. Восставшие упорно сопротивлялись, сражаясь буквально за каждую улицу. Затем часть их под командой Сюй Яо и Чжоу Сюин отступила к городу Наньхуэй, часть ушла в сельскую местность. Прикрывая отступавших, Чжоу Личунь и его воины вели ожесточенные бои, но силы были неравными. Чжоу Личунь был схвачен, отправлен в Сучжоу и там казнен.

Как только стало известно, что Сюй Яо и Чжоу Сюин отступают к Шанхаю, «Союз малых мечей» немедленно направил подкрепление, чтобы вновь взять Цзядин. 28 сентября отряд в 2 тыс. человек под командой Сюй Яо и Пань Циляна выступил в сторону Цзядина, но, не пройдя и половины пути, встретился со значительно превосходящими силами противника под командой Цин Жуху. После упорнейшего боя повстанцы вынуждены были возвратиться в Шанхай. Руководители «Союза малых мечей», как и в случае с Тайцаном, отказались от планов нового наступления на Цзядин.

Неисчислимы были жертвы, понесенные восставшими в Цзядине. Цинское воинство и местные власти устроили кровавую резню в городе и его окрестностях. От крови казненных реки стали красными. Многих, даже легко раненных, закапывали живьем. Такой каре подвергались не только сами повстанцы, но и сочувственно относившиеся к их действиям.

С потерей Цзядина позиции повстанческого движения в прилегающем к Шанхаю районе сильно ослабли. Под натиском цинских войск в день падения Цзядина были оставлены также Цинпу и Баошань, а 25 и 27 сентября — города Наньхуэй и Чуаньша. Но еще в течение довольно длительного времени в окружающих эти города районах шла упорная борьба крестьян против гнета и насилия помещиков и цинской администрации. Особую активность проявляли крестьяне волостей, расположенных к западу, северо-западу, северо-востоку и юго-востоку от Цзядина. Эта борьба, в основе которой лежало недовольство крестьян непомерными налогами и насильственной мобилизацией в помещичье ополчение, неоднократно принимала самые острые формы.

 

В начале 1854 г., в период, когда шанхайские повстанцы вели активные оборонительные бои, крестьяне западных волостей под руководством Чжан Сюя — соратника Чжоу Личу-Ня — вступили в открытую борьбу против цинских войск и одержали несколько небольших побед. Затем они решили совместно с крестьянами уезда Пвяднн захватить город Цзядин.

 Поражение в первой «опиумной» войне сильно подорвало политический и моральный престиж маньчжурской династии. По суше и по морю в Китай устремляются иностранцы, влекомые лишь жаждой обогащения и потому пренебрегающие действиями китайских властей. Как наиболее северный из пяти открытых для торговли с иностранными державами портов, Шанхай развивается феноменально быстро.

До 1842 г. в Шанхае не было иностранцев, за исключением переодетых проезжих. Английские войска находились в городе лишь несколько педель летом 1842 г. Через год, в 1843 г., в Шанхае открывается английское консульство, сюда прибывают представители различных английских и американских миссионерских обществ, основавших здесь свои центры, растут колонии поселенцев. Иностранцы, в основном англичане, строят просторные виллы с окружающими их садами. Большинство прибывающих в Шанхай поселяются преимущественно за пределами собственно китайского города. Особое значение для столь быстрого развития сеттльментов имела контрабандная торговля опиумом. Хотя китайские власти еще с 1799 г. запретили ввоз в страну опиума, местная администрация была так слаба, что иностранные торговцы совершенно безнаказанно ввозили опиум контрабандным путем.

В Шанхае, как и в других «открытых» портах, все иностранные поселенцы находились в тесном контакте друг с другом. Даже миссионеры часто вынуждены были обращаться к контрабандистам опиумом за помощью в вопросах транспортировки почтовых отправлений и банковских операций.

В течение десятилетия после заключения неравноправных договоров иностранные поселенцы в «открытых» портах имели возможность выбирать, как себя вести и с кем налаживать хорошие отношения — с местным населением пли с маньчжурской администрацией. В Гуанчжоу представители западных стран вели себя как победители, действуя в точном соответствии с буквой договорных прав. Здесь постоянно возникали трения иностранцев с местным населением и властями. Напротив, в Сямыне, Фучжоу и Нинбо иностранцы больше полагались на сотрудничество. Здесь они годами жили безмятежно, не опасаясь за свою жизнь и собственность, близко общаясь с местным населением. В Шанхае иностранная колония в течение многих лет отдавала предпочтение линии мирных отношений. Тем не менее в 1851 г. в городе начались выступления местного населения, вызванные чрезмерными притязаниями иностранцев на земельные участки.

Одна из причин поражения тайпинского восстания состоял: в крайней нехватке хорошего оружия и снаряжения. Если англичане уже применяли ружья Армстронга, а французы — наполеоновские ружья, то армия тайпинов была вооружена преимущественно мечами, копьями, пиками, трезубцами и ружьями с фитильными замками. Понимая, что отвага и стойкость восставших не могут заменить оружия, вожди тайпинов прилагали максимум усилий, чтобы заполучить современные ружья, пистолеты и даже паровые суда. Однако большая часть приобретенного иностранного оружия оказалась просто ломом — либо из-за дефектов при изготовлении, либо из-за изношенности. В этом сказалась общая техническая отсталость Китая. В этом же проявилась нечистоплотность иностранных торговцев оружием, получавших за проданный хлам серебро пли золото.

Во время шанхайского восстания такие явления, вероятно, не были исключением, но непосредственная близость к городу иностранного сеттльмента создавала благоприятную возможность для пополнения арсенала восставших оружием и различным снаряжением. Торговлей оружием и боеприпасами не брезговал никто — от иностранных дипломатов до свергнутого даотая. Последний вообще дошел до того, что продавал оружие обеим воюющим сторонам, в чем ему успешно следовали столь же беспринципные  иностранцы.

Например, 14 ноября 1853 г. цинские солдаты были посланы с оружием на территорию английской концессии, чтобы предотвратить передачу английской фирмой трех крупных орудий воевавшим. В связи с этим последовало строгое предупреждение консула Алькока, который был вынужден предостеречь купцов против подобных поставок оружия. Но такие запрещения почти не возымели действия, и торговля продолжалась. Закупку большей части иностранного оружия и снаряжения повстанцы осуществляли через иностранцев, находившихся у них на службе, что подтверждается докладами данской стороны. Так, в донесения от 11 ноября 1853 г. говорится, что повстанцы «весь белый порох покупают па иностранных судах». В своем докладе императору генерал-губернатор И Ляп сообщал, что «злодея и мятежники Шанхая покупают медные пороховые капсюли и самозарядные ружья, которые могут быть использованы, даже несмотря па сильный дождь. Такие ружья действительно являются наиболее сильным оружием и особенно выгодны при дожде и ветре». Шанхайцы не жалели денег для приобретения у иностранцев различных судов (видимо, крупных джонок), пушек и снаряжения к ним. Однако первые несколько орудий были не куплены, а захвачены повстанцами в резиденции даотая. Скорее всего, это были пушки, закупленные даотаем у иностранных купцов и предназначавшиеся для борьбы с армией тайпинов.

Но даже при максимальных расходах повстанцам трудно было обеспечить свою потребность в боеприпасах. Поэтому многое им приходилось делать самим. Так, артиллерийские бомбы они научились делать у одного моряка, дезертировавшего с иностранного судна и ранее находившегося на службе в английском артиллерийском департаменте. Эти бомбы калибром в 4 и 5 дюймов имели неправильную форму, их стенки были разной толщины. Лагунные взрыватели, которыми они снаряжались, были сделаны довольно хорошо. Дистанция полета таких бомб составляла 800—1200 м. Научились повстанцы изготовлять и ядра, которые представляли собой отливки из железа пли латуни весом 18—20 фунтов, грубо обработанные ковкой до шарообразной формы. В некоторых случаях для изготовления 20-фунтового ядра сбитую в ком латунь помещали в форму для отливки, которую затем заливали свинцом или оловянным сплавом. Иногда в качестве сердцевины ядер использовался простой ком глины, вокруг которого в форму заливались расплавленные олово или свинец. Маленькие четырех- и шестифунтовые ядра делались из литого свинца. Когда оказывалось, что ядра слишком малы и не соответствуют калибру пушки, их обертывали в какое-либо тряпье.

За время длительной осады повстанцы научились использовать вражеские неразорвавшиеся бомбы и ядра. Каждому принесшему их выдавалось небольшое вознаграждение, поэтому первоначальный страх сменился интересом и даже соперничеством в добывании боеприпасов. Особенно много таких бомб и ядер было собрано, когда для разгрома восстания пустил в ход вооруженные силы французский адмирал Лягер.

Боеприпасы и военное снаряжение повстанцев были сосредоточены при резиденции главнокомандующего, при главном военном управлении и в других местах, где находились лидеры восстания. В донесениях цинской стороне в октябре 1853 г. сообщается, что «внутри города боеприпасов и военного снаряжения очень много, все это хранится в храме Тяньшэн, в храме бога-спасителя города, в уездном управлении, в библиотеке...». Согласно распорядку, установленному руководителями восстания, «при главном управлении ежедневно в 8 часов утра проходила перекличка, распределялись работа, продовольствие, оружие и боеприпасы и т. д.». Вероятно, здесь же происходила выплата жалованья повстанцам и денег, заработанных местным населенном.

Сведений о денежном вознаграждении руководителей «Союза малых мечей» пока не обнаружено. Известно, что вознаграждение рядовых бойцов было неодинаковым и соответствовало выполняемым ими задачам: «Тем, кто находился в охране и дозорах, ежедневно выдавалось по 120 вэней; тем же, кто участвовал в боевых походах и вылазках, каждый день выплачивалось по 300 вэней». Примерно о таком же порядке говорится и в других сообщениях.

Стойкость и искусные действия оборонявшихся заставляли цинское командование менять тактику и методы осады. Первоначально, пытаясь сокрушить городскую стену, они установили батарею с северо-западной стороны, в каких-нибудь 100 шагах от нее, и расходовали огромное количество пороха. Не добившись желаемых результатов, цинские войска стали применять иной метод — подрывать городские степы в разных местах пороховыми минами, чтобы таким образом проникнуть внутрь города. Но и этот метод оказался малоэффективным.

Сами осажденные также были вынуждены еще в начале октября 1853 г. разрушить несколько строений на подступах к северным воротам города, так как они служили укрытием и местом сосредоточения цинских солдат во время подготовки к атакам. Цинские командиры устраивали и ночные атаки на город. Сгруппировавшись в каком-либо месте поблизости от городских стен, солдаты по сигналу начинали атаку, поднимая страшную стрельбу — больше для преодоления собственной трусости, ночью еще сильнее сковывавшей их. Не достигнув успеха, войско откатывалось обратно. Такие ночные набеги, сопровождавшиеся интенсивной перестрелкой, вынуждали жителей Шанхая как можно скорее покинуть город.

Этот бой не был рассчитан ни на длительное время, ни на упорное сопротивление неприятеля. Расчет делался прежде всего на испуг цинской администрации, поэтому сам бой явился в основном демонстрацией решимости и потенциальной силы западных держав. Это была намеренная острастка цинским властям и войскам, цель которой — заставить их быть более сговорчивыми и вынудить вести активные боевые действия против шанхайских повстанцев. Своей необычайно легкой победой над огромным и хорошо вооруженным цинским войском и последовавшими за этим выгодными уступками отряд из европейцев, больше половины которых не имели ни малейшего представления о ведении боевых действий, был обязан главным образом активному, согласованному по времени участию шанхайских повстанцев. Проявленный цинской стороной испуг стал фактором, решившим дело в пользу иностранцев.

Надеясь на дальнейшее честное сотрудничество с европейцами, шанхайцы уступили их ходатайству и временно воздерживались от атак, не мешая цинским войскам восстанавливать свои лагеря вокруг Шанхая. Несмотря на это, «бой на грязевой равнине» явился поворотным моментом в сговоре иностранцев с цинскими властями, направленном на усиление борьбы с повстанческим движением сначала в районе Шанхая, а затем и во всем Китае. Уже на следующий после описанных событий день иностранцы вели мирные переговоры с перепуганной насмерть цинской администрацией. При первых же выстрелах с иностранных судов Сюй Найчжао в панике бросился на корабль и бежал. Это послужило сигналов к беспорядочному бегству почти всего северного лагеря цинских войск, которым он командовал. Лишь небольшое число солдат осталось вести перестрелку с иностранным отрядом, причинив ему незначительные потери. После этого боя Гиркана обратился к представителям западных держав с просьбой не прибегать к оружию, пообещав выполнить все их требования. У Цзяньчжан лично отправился просить извинения за происшедшие события.

Существовало еще одно и, по нашему мнению, самое правдоподобное объяснение действий Линь Афу. В одном из свидетельств утверждалось, что он, взяв крупную сумму денег, отправился в провинцию Фуцзянь, чтобы набрать там пополнение для повстанческих отрядов. Это тем более вероятно, что осажденным в Шанхае все яснее становилось нежелание (или невозможность) тайпинов направить им хоть какую-либо помощь. А у них уже был некоторый опыт набора воинов за пределами города. Еще в начале ноября 1853 г. в порт Усун (близ Шанхая) к повстанцам прибыло из открытого моря подкрепление на 8 крупных джонках, в каждой из которых было по 200—300 человек. Однако они были уничтожены отрядом У Цзяньчжана, не допустившим его высадки на берег. Дальнейшее расследование, проведенное цинскими властями, лишь утвердило их во мнении, что «люди из Фуцзяни, Гуандуна и порта Чжапу являлись именно теми, кто вербовался главарем злодеев Линь Ачаном и прибывал сюда для пополнения сил повстанцев».

Неспособность цинских войск овладеть надежно обороняемым городом и заставляла Гиркану всячески добиваться военной помощи от иностранных держав. Сговор цинских властей состоялся прежде всего с французской администрацией, более других опасавшейся ущерба, который мог быть нанесен в результате перестрелки повстанцев с цинскими войсками, хотя наибольший вред строениям на территории французской концессии наносил не огонь со стен города, а цинская артиллерия, обстреливавшая его с противоположного берега Хуанпу.

Маньчжурским властям оказалось легче договориться с французами, ибо их претензии были значительно скромнее английских и американских. Поэтому постройка стены на участке, отделявшем французскую концессию от города, активно велась уже с конца сентября 1854 г. и была завершена раньше.

Американский консул Марфи в качестве аванса за постройку стены потребовал от цинских властей компенсировать стоимость шести зданий американских духовных миссий, находившихся на территории французской концессии и покинутых их владельцами из-за повреждений снарядами. К уплате предъявлялась сумма в 80 тыс. пиастров и еще 24 тыс. пиастров как возмещение убытков, понесенных пострадавшими. Только получив требуемое, консул дал разрешение строить стену на участке, предоставленном американцам. Стена эта строилась из кирпича, имела толщину в 1 м и высоту в 3,84 м.

Идея постройки стены по участкам принадлежала американскому посланнику Маклэйну и была согласована им с Гирканой. Эти участки так и назывались: «французская стена», «американская стена», «английская стена». В докладе высшим властям Гиркана сообщал, что «в начале октября было заключено соглашение и приступили к постройке стены. Американцы и французы посылали своих солдат для ее охраны, не разрешая завязывать перестрелки и не дозволяя никому из иностранцев тайно проникать в город».