В ответ они начали подниматься против «культурной революции», избивать и прогонять «красных охранников» и «бунтовщиков», появлявшихся в деревнях. Произошли крестьянские вооруженные выступления, крестьяне совершали походы в города с целью выразить протест против маоистской политики, нападав ли на хунвэнбинов и цзаофаней. Самому Мао Цзэдуну пришлось сделать заявление о том, что «окружение городов деревней недопустимо».
Одновременно появились сведения о прекращении полевых работ, строительства и ремонта ирригационных сооружений. Как писали газеты, на селе «поднялся черный ветер роспуска производственных бригад и создания единоличных хозяйств»; в печати отмечались факты самовольных порубок леса, забоев рабочего скота, дележа продовольственных запасов и семенных фондов, разбазаривания коллективного имущества.
В крайне тяжелом положении оказалась интеллигенция. Мао Цзэдун рассматривал ее в качестве основного носителя «угрозы ревизионизма», тенденции к «реставрации капитализма». «У нее антимарксистские взгляды», — говорил он в августе 1965 г. и с ненавистью обрушивался на «высокомерие получивших образование». Накануне «культурной революции» Мао подчеркивал, что в Китае «назревает много конфликтов. . . Молодежь должна проявить себя», связывая это с наличием в КПК 4 млн. интеллигентов. «То, что Мао только что сказал, — замечает слушавший эти рассуждения А. Мальро, — возвещает новую революционную кампанию, сравнимую с кампанией «ста цветов», завершившейся репрессиями».

Мальро ошибся в оценке вызревавшего замысла Мао, но в предсказании новых репрессий против интеллигенции оказался провидцем.
Интеллигенция стала первой жертвой «культурной революции», объектом беспощадной и поголовной травли, насилий и преследований. Сначала удар был нанесен по творческой ее части, затем репрессии обрушились на партийную интеллигенцию, работников идеологического и теоретического фронта, деятелей гуманитарных и общественных наук — то есть на тех, кто был в состоянии правильно понять подлинный смысл событий, происходивших в стране, и дать реальную оценку действиям Мао Цзэдуна и его подручных, раскрыть их замысел.

Очень скоро представители интеллектуального труда оказались в положении непрерывно истязаемых парий.
Удары обрушились и на ту часть интеллигенции, которая занималась естественными науками и техникой.
Об испытаниях, выпавших на ее долю, подробно рассказал китайский писатель Сюй Чи в очерке об известном математике Чэнь Цзинжуне. «В Китае возникла гражданская война. Повсюду наблюдались организованный импульс, направляемое противоборство, упорядоченный хаос. . . — пишет Сюй. — Проверяли астрономов и географов, физиков и химиков, проверяли биологов. Математиков тоже стали проверять. . . Математики старшего поколения подверглись репрессиям, не избежали их и представители среднего и молодого поколения.

Деятельность важных научно-исследовательских институтов была дезорганизована, в некогда оживленных лабораториях воцарилась тишина. Ни днем ни ночью не смолкали споры и ожесточенная перебранка. Действие одержало верх над словом, кулак заменил язык».

Ученых взяли под стражу, н они были рады, если удавалось «украдкой читать книги».
Пощадили лишь тех, кто занимался разработкой ракетно-ядерного вооружения: им была обеспечена возможность без помех работать над созданием водородной бомбы и средств доставки ядерного оружия. По-прежнему в научных центрах этим занимались свыше 5500 ученых, получивших образование в западных странах, главных образом в США, и возвратившихся в Китай после 1949 г. 1Инициаторы «культурной революции» оказались во много раз более благосклонными к национальной буржуазии, чем к рабочему классу, крестьянству и интеллигенции. Правда, на первых порах в листовках «красных охранников» выдвигались требования «расправиться с капиталистами» и «ликвидировать остатки эксплуатации в стране». В них оглашались ультиматумы: «прекратить выплату национальным капиталистам гарантированного процента», «упразднить высокое жалованье капиталистам», «снять капиталистов со всех руководящих и высокооплачиваемых должностей», «немедленно превратить смешанные предприятия в государственные», «выселить всех частных собственников» из городов и т. п. Отдельные представители национальной буржуазии подверглись налетам «красных охранников», у некоторых из них конфисковали домашнюю утварь и личное имущество, однако даже в тот период их капиталы остались нетронутыми.

С начала сентября 1966 г. тон дацзыбао в отношении национальной буржуазии изменился. В них все настойчивее стало повторяться, что противоречия с буржуазными элементами, если они не являются контрреволюционерами, надо решать «как противоречия внутри народа», что «нельзя выходить за рамки критики» капиталистов.