В известном рассказе «Дневник сумасшедшего», опубликованном в мае 1918 г. в журнале «Синь циннянь», Лу Синь в эзоповском стиле развенчал эксплуататорскую сущность конфуцианского морального кодекса и вынес ему беспощадный приговор. В обществе, где один предает другого, где слабых губят сильные, а бедных — богатые, слова «гуманность», «справедливость», «мораль», «добродетель» представляют собой лишь маскировку, за которой скрыта суть этого общества— «людоедство». «Людоедскую» мораль Лу Синь пригвоздил к позорному столбу и в рассказах «Кун И-нзи» и «Снадобье».

 

Наряду с борьбой против феодальной консервативной идеологии Лу Синь решительно выступил против попыток реакционных ученых под флагом «науки» и «западных учений» сохранить старые китайские догмы.

В сатирической «Заметке № 48» Лу Синь писал: «После прихода иностранцев в Китай при столкновении с ними оказалось, что старые, шаблонные изречения Кун-цзы уже непригодны, и поэтому некоторые деятели и ученые пытаются провести реформу с таким расчетом, чтобы после этой реформы, которая принесет Китаю силу и богатство, использовать полученные опыт и знания для борьбы с еще более новыми идеями, которые придут извне, и снова запереть ворота, т. е. сохранить консерватизм». Однако, по мнению Лу Синя, все эти надежды реакционеров относятся к области чистой фантазии. Задуманные ими реформы могут быть только куцыми, сопротивление же новым знаниям бесполезно: преимущество на стороне нового. Приспособление старой идеологии к новой обстановке Лу Синь считал капитулянтским компромиссом между свободой мысли и конфуцианством, между республикой и монархией, между наукой и суеверием. «Если мы хотим достигнуть прогресса и благоденствия,— писал он,— необходимо окончательно искоренить «двойственную идеологию». Как ни велика земля, на ней не должно быть места блуждающим». Он призывал бесповоротно порвать со старой, отжившей век идеологией и включиться в борьбу за внедрение новых, прогрессивных, полезных народу знаний, отказаться от суеверий и невежества, отдать свои силы науке, просвещению.

Против религии, против слепой веры в фетиши активно выступал Юнь Дай-ин. В статье «О вере» (1917) он писал: «Религия в наше время уже движется к своему закату. Ученые не желают расставаться с ветхой идеологией — религией. Не находя в себе мужества вступать в дискуссию о существовании бога и об истинности религиозных догм, они в то же время ежедневно трубят, что вера — основа человеческого прогресса и якобы во имя прогресса утверждают необходимость сохранения веры и религии».

Разъясняя, что вера и религия не всегда одно и то же, что человек может верить и в другие силы помимо потусторонних, Юнь Дай-ин говорил, что у каждого человека кроме веры есть разум, есть чувства. Разум и любовь к людям диктуют необходимость в просвещении, происхождение же религии — в невежестве или в недостаточной просвещенности людей. «Поэтому, — писал Юкь Дай-ин, — тот, кто стремится сохранить слепую веру, препятствует прогрессу и просвещению народа, наносит вред обществу».

Активным сотрудником «Синь циннянь», изобличавшим реакционную феодальную идеологию конфуцианства, был сычуаньский ученый У Юй. В статье «Родовой строй как основа деспотизма» (1917) он писал: «В Европе давно уже нет патриархальных обычаев, а Китай до сих пор задержался на этой стадии. Причина тому— родовой строй». «Конфуцианство, — утверждал У Юй, — на протяжении двух тысяч лет использовало для укрепления патриархальных устоев и деспотической политики два понятия — «угождать» и «быть покорным»«. Тех, кто был заинтересован в сохранении многоженства, конфуцианского культа предков, обычая угождать начальству ради славы, выгод, чинов или просто ради сохранения служебного положения, У Юй называл «ворами, расхитителями добра».

Конфуций, писал У Юй, ратовал за разделение общества на два класса — почитаемых и униженных, благородных и презренных. Конфуцианство, по мнению У Юя,— это учение феодалов и аристократов, противоречащее идее равенства, демократизму. Оно всегда было орудием духовного порабощения народа, принуждения к покорности, к примирению с консерватизмом и косностью, преградой всему новому, прогрессивному. «Для развития современной науки в Китае, для поднятия культуры страны до уровня мировой цивилизации необходимо прежде всего разгромить реакционную конфуцианскую идеологию».

У Юй вскрыл неразрывную связь идеологической борьбы с политической: «Монарх не только держит в руках политическую и религиозную власть, но считается одновременно патриархом, правителем, учителем и родоначальником всего народа, соединяя в себе, таким образом, самодержавие с родовым строем, во всем этом конфуцианство является его оплотом. Поэтому без искоренения конфуцианских культов немыслимы политические преобразования и установление республиканского строя».

Яростное обличение У Юем   феодального,   реакционного характера конфуцианства сыграло важную роль в борьбе за идеологическое освобождение. Однако У Юй, как и другие буржуазные интеллигенты того времени, не сумел проанализировать социально-экономический характер патриархального строя и деспотизма, не понимал, что эти общественные отношения обусловлены способом производства и распределения материальных благ. Он полагал, что все эти порядки в свое время были установлены только по желанию власть имущих.

Чэнь Ду-сю разъяснял, что религия и суеверия, как и конфуцианское учение, — средства обмана народа эксплуататорами. В статье «Существуют ли бесы?» он вскрывал антинаучные корни религиозных представлений буддистов, даосов, конфуцианцев. Выступая с атеистических позиций, он высказывался за всестороннее развитие науки, за борьбу против невежества, за духовное раскрепощение народа.

Атеистические настроения Чэнь Ду-сю, обличение реакционной сущности конфуцианских догм и феодальной морали, последовательная пропаганда свободы мысли, безусловно, были прогрессивны. Однако Чэнь Ду-сю, хотя и был атеистом, в общественных науках не сумел окончательно порвать с идеалистическими представлениями: он переоценивал значение идеологической борьбы, считая ее основным методом ликвидации феодальных пережитков.

В борьбе против консервативной идеологии принял активное участие видный деятель Объединенной лиги Цай Юань-пэй. Это был известный ученый-педагог, занимавший в первый год республики пост министра просвещения. В годы первой мировой войны в условиях репрессий и преследований прогрессивной мысли Цай Юань-пэй выдвинул либеральный лозунг «За свободу в науке и идеологии, за терпимое отношение к инакомыслящим». Он открыто сочувствовал нарождавшемуся тогда прогрессивному идеологическому течению и выступал в его защиту. Будучи с 1916 г. ректором Пекинского университета, Цай Юань-пэй предоставил в его стенах передовым ученым свободу дискуссий и научных исследований. Вскоре университет стал центром нового патриотического движения. Его профессора и преподаватели Ли Да-чжао, Чэнь Ду-сю, Цянь Сюань-тун, Лу Синь, а также некоторые студенты были активными сотрудниками «Синь циннянь». На базе университета издавались впоследствии прогрессивные журналы «Синь чао» («Новое течение»), «Даобао» («Путеводитель») и др. Здесь же был организован один из первых в Китае марксистских кружков во главе с Ли Да-чжао.

Буржуазный демократ и гуманист Цай Юань-пэй выступал против консервативной идеологии, и прежде всего против религии. Еще в 1912 г. он называл религию антиподом просвещения, говорил о необходимости освобождения преподавания из-под влияния религии. В 1917 г. он выступил на собрании Пекинского богословского общества с речью «Об эстетическом воспитании вместо религии», в которой доказывал, что религия — продукт невежества, что передовая современная наука разбила религиозные мифы, теория эволюции опровергла теологическое объяснение происхождения мира. Он утверждал, что в Европе «религия отошла в прошлое и поддерживающие религию люди делают это не по убеждению, а лишь по привычке, так же как китайцы носят но привычке одежду времен цинской династии». Цай Юань-пэй подчеркивал, что пропаганда религии преследует цель задержать прогрессивное развитие Китая, и выступал против тех, кто «слушает миссионеров, приписывающих религии какие-то заслуги», против тех, кто «пытается превратить Конфуция в китайского Христа и создать -конфуцианскую религию».

Цай Юань-пэй понимал политический смысл проводившейся милитаристскими политиками и учеными феодального толка кампании за возрождение конфуцианской религии, понимал, что эти реакционеры пытались по примеру иностранной буржуазии сделать религию орудием своего господства. Оперируя фактами многочисленных преступлений христианской церкви во времена инквизиции, крестовых походов и религиозных войн, фактами кровавых столкновений между религиозными кастами в Индии и в других странах, Цай Юань-пэй доказывал, что религия ведет к раздорам и к войнам, что вместо религиозной пропаганды следует развивать эстетическое воспитание. Несмотря на то что подход Цай Юань-пэя к эстетике и педагогике был идеалистическим, его выступления против религии, против феодальной идеологии явились определенным вкладом в движение за новую культуру.