Перспективы урегулирования: международное право, декларации и практика Пекина
Правительство Китайской Народной Республики неоднократно декларировало, что в практике своей внешней политики оно будет неуклонно проводить в жизнь принцип мирного разрешения международных споров. Пять принципов мирного сосуществования, сформулированные впервые в преамбуле китайско-индийского соглашения о торговле и связях Тибетского района Китая с Индией от 29 апреля 1954 г., а затем повторенные в совместных документах о переговорах глав правительств КИР, Индии и Бирмы и во многих других внешнеполитических документах китайского правительства, подразумевают осуществление и данного принципа. Об этом достаточно ясно говорил 30 июля 1955 г. в своем докладе «О современном международном положении и внешней политике КНР» на II сессии ВСНП премьер Государственного совета и министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай. Он, в частности, счел нужным особо отметить: «В международных делах мы никогда не жалели наших сил для смягчения международной напряженности и для установления мирного сосуществования между всеми странами мира. Мы неуклонно стоим за урегулирование всех международных споров мирным путем».
Уже к концу 1958 года в политике китайского руководства стали все более явственно проявляться шовинистические, авантюристические тенденции. В обстановке больших побед, одержанных китайским народом с помощью Советского Союза и других социалистических стран в период восстановления народного хозяйства страны и первой пятилетки, Мао Цзэдун и его группа пришли к заключению о том, что настало время для реализации собственных великоханьских замыслов.
Резко меняется характер внешней политики КНР. Сдвиг ее на авантюристические позиции прежде всего сказался на политической линии Пекина по отношению к соседним странам. Растет напряженность на морских рубежах страны; с лета 1959 года китайская сторона непрерывно создает конфликтные ситуации и вооруженные инциденты на границе с Индией, вылившиеся в октябре 1962 года в массированное вторжение китайских войск.
Последовавший затем период «культурной революции» ознаменовался отказом Китая от принципов мирного сосуществования, разрывом с общепринятыми принципами международного права, переходом к «хунвэйбиновской дипломатии» и курсу откровенной вражды к Советскому Союзу, другим социалистическим странам. Однако серьезные провалы во внешней политике КНР вынудили пекинское руководство маскировать свои конечные цели, отказаться от наиболее экстремистских форм в международном общении и искать средства, чтобы придать респектабельность своему внешнеполитическому курсу. Для этого Пекин даже вновь декларировал свою приверженность принципам мирного сосуществования и нормам международного права.
Китайское правительство не могло, конечно, не учитывать, что многочисленные конфликты, происшедшие по инициативе китайской стороны почти по всему периметру границ КНР, вызвали крайнее недоверие к его политике в целом у других стран, и прежде всего у близлежащих азиатских. В этих условиях было сочтено необходимым сделать какое-то «успокаивающее» заявление.
В отчетном докладе IX съезду КПК, зачитанном заместителем председателя ЦК КПК Линь Бяо, определенное внимание уделялось проблеме территориальных споров, причем подчеркивалось, что китайское правительство и КПК «всегда выступали и выступают за разрешение этих вопросов через дипломатические каналы путем переговоров, с тем чтобы разрешить их на справедливых и рациональных началах. А до их разрешения — за сохранение существующего положения на границе и избежание конфликтов».
Но хотя этот тезис широко пропагандировался Пекином и повторялся в других официальных документах, практическая деятельность его на международной арене показывает, что в своей политике китайская сторона руководствуется отнюдь не этим. О том, что в действительности лежит в основе международного курса Пекина, в частности, при разрешении спорных вопросов, с поразительным цинизмом говорил в своем последнем официальном выступлении бывший министр иностранных дел КНР Цяо Гуаньхуа. В речи на пленарном заседании Генеральной
Ассамблеи ООН 5 октября 1977 г. Цяо Гуаньхуа, среди прочего, сказал: «Мы выступаем за диалог, но при этом необходимо прежде всего самому быть сильным».
Это заявление ясно показывает, что он ратовал за переговоры «с позиции силы», за применение силового фактора в отношениях с другими странами. Особенно красноречиво этот подход проявился в феврале — марте 1979 года, когда китайские войска вторглись на территорию социалистического Вьетнама в попытке «преподать ему урок».
Вместе с тем нет свидетельств того, что китайская дипломатия предпринимает какие-либо шаги, пусть даже не для окончательного решения споров — это действительно сложный процесс,—но хотя бы для установления контактов с целью обмена мнениями но спорным проблемам, возникшим на морских рубежах страны, к тому же не без «помощи» китайской стороны.
Более того, китайское правительство не только отказалось, по существу, от переговоров для разрешения спорных вопросов, но поспешило заявить, что такие переговоры беспредметны, поскольку любые аргументы, которые выдвинули или могут выдвинуть другие заинтересованные страны в подтверждение своих претензий, дескать, незаконны и направлены лишь на прикрытие агрессии против китайской территории. Со временем этот подход Китая к проблеме не претерпел никаких изменений.
Таким образом, безапелляционно считая свои претензии законными и справедливыми, китайская сторона не проявляет инициативы в дипломатическом обсуждении вопроса, чреватого, как показали парасельские события января 1974 года, серьезными осложнениями. Не проявляя инициативы в обсуждении сложившейся ситуации, с тем чтобы устранить угрозу ее обострения, она не реагирует и на предложения других стран о проведении такого обсуждения. Так, официальный Пекин оставил без ответа предложение заместителя министра иностранных дел СРВ о проведении широких переговоров для урегулирования проблемы островов Южно-Китайского моря, с которым он выступил во время своего визита в Индонезию в июле 1976 года.