Китай под властью маньчжурских феодалов

Политика династии Цин в городах
В годы антиманьчжурской борьбы упорное сопротивление завоевателям оказывали горожане. Победители безжалостно истребляли жителей, а города превращали в руины. Жители уцелевших городов разбрелись по деревням или оказались порабощенными. Китайский ученый и патриот Тан Чжэнь (1630—1704) писал в конце XVII в.: «Послеустановления цинской власти прошло свыше 50 лет. С каждым днем Китай становится все беднее и беднее. Разорились и крестьяне, и ремесленники, и чиновники. Рынки опустели... Войдешь в дом, а труба не дымит». Однако маньчжурскому двору не в меньшей степени, чем свергнутой династии, требовались оружие, ткани, фарфор, всевозможные предметы быта. Восстановление городов, ремесла и торговли происходило чрезвычайно медленно и в формах значительно более консервативных, чем в предшествующие столетия.

Большинство китайских городов по-прежнему имело средневековый облик: сохранились городская стена, ворота, запирающиеся на ночь, планировка улиц, ориентированных с севера на юг и с запада на восток, кварталы одноэтажных домов с внутренними двориками и глинобитными стенами, ряды лавок и лавчонок. Улицы заполняли бродячие торговцы и мастеровые, уличные парикмахеры, писцы и сказители, нищие.
При династии Цин продолжалось строительство императорских дворцов, загородных парков, храмов. Образцами архитектуры этого периода являются Пекин и в особенности императорский город и загородный дворец-парк Ихэюань. Украшение зданий в XVIII в. стало более сложным, вычурно сухим. Орнаменты, оформление интерьера — все развивалось по пути усложнения и измельчания лучших минских образцов. На смену глубоким синим, белым, карминным тонам минских архитектурных комплексов пришел пронзительно красный цвет и сверканье желтых черепичных крыш, извивающиеся драконы на стенах дворцов; в интерьере — тяжелые ширмы и букеты цветов, набранные из драгоценных камней.

Кварталы простолюдинов были более грязными и запущенными, чем прежде. В городах не было распространенных в средневековье организаций по очистке городов и вывозу нечистот. Русский путешественник Пржевальский характеризует Пекин XIX в. как «город, в котором помойные ямы и толпы голых нищих составляют необходимую принадлежность самых лучших улиц».
Города разрастались за счет пришлого населения, стремившегося туда в поисках работы. И несмотря на традиционные рутинные правила, поддерживаемые маньчжурами (запрещение передвигаться ночью, закрытие на ночь ворот и входов в кварталы), огромные толпы людей находили десятки обходных путей для проникновения в город.

В годы правления маньчжурской династии система надзора и контроля за городским населением была более строгой и тщательно разработанной, чем в любой период средневековья. В период правления Канси маньчжуры предприняли попытки ликвидации цеховой системы и замены ее общекитайской системой круговой поруки. Ликвидировать цехи не удалось — сила сопротивления была велика — и маньчжуры ввели баоцзя наряду с цеховой системой.

Указом 1708 г. об укреплении и расширении круговой поруки в городах, как и в деревне, во главе десятидворок власти ставили старшин (баотоу, чэньтоу) из зажиточных ремесленников и торговцев. С их помощью осуществлялся сбор налогов и контроль за городским населением. «Если одна семья совершит проступок, девять других семей привлекаются за соучастие» — такая надпись была выбита на одной из сучжоуских каменных стел XVIII в. Каждый горожанин был занесен в специальные книги, приписан к своей улице и кварталу, обязан был дважды в месяц ходить на специальные проверки в управу. Все прибывавшие в города или уезжавшие оттуда проходили регистрацию. Какие изощренные полицейские функции выполняла эта система, видно из  указа   1708 г.:
«Каждое домовладение получает табличку, заверенную официальной печатью. На ней написаны номера и количество взрослых мужчин. В случае отъезда кого-либо из них записывается их место назначения; в случае чьего-либо приезда в домовладение указывается, откуда они прибыли; запрещается принимать незнакомцев и подозрительных лиц до тех пор, пока не будет произведен их подробный опрос. Каждые десять домовладений имеют старшину, каждые десять „пай" — старосту „цзя", а каждые десять „цзя" — начальника „бао"... В конце каждого месяца начальник бао представляет письменную гарантию того, что все обстояло благополучно в его округе, и этот документ пересылается соответствующим чиновникам для проверки. Виновные в невыполнении данного порядка будут наказаны». Членам бао запрещалось передвигаться по улицам ночью, ночевать в храмах, устраивать многолюдные сборища. Даосским и буддийским монахам вменялось в обязанность представлять доклады и доносы на ремесленников.

В дополнение к системе баоцзя в XVIII в. в больших торгово-ре-месленных центрах, особенно там, где было много пришлого народа, работавшего по найму, для «непрописанного населения» была введена система старшинок (цзянтоу). Старшинки назначались из состоятельных, преданных властям ремесленников. Они выступали посредниками между хозяевами мастерских и мануфактур и городской голытьбой. Старшинки  арендовали  фанзы  и постоялые дворы,  где размещали нанятых ими работников; выдавали им заработную плату, строго следили за ними, были ответственны перед местными властями за обеспечение «порядка». Такая система набора и организации рабочей силы просуществовала вплоть до XX в. Она тормозила формирование пролетариата и обеспечивала наиболее кабальные формы эксплуатации.

Для идеологической обработки населения, почти поголовно неграмотного, цинское правительство использовало систему сянъюэ — бесед-чиков, назначаемых властями из лояльных лиц почтенного возраста (указ 1659 г.). 1-го и 15-го числа каждого месяца эти беседчики обязаны были на своей территории разъяснять правительственные указы, правила морального поведения (шесть правил — люлюй, принятых в 1652 г.), вели записи добрых и дурных деяний жителей данной местности. Эта система официальных доносчиков настолько вошла в сознание простых китайцев, что даже тайпины по доброй воле внесли ее в свою аграрную программу, вменяя в обязанность старшинам запись поведения членов тайпинских общин.

Маньчжурские императоры Канси и Цяньлун упражнялись в сочинении ханжеских правил морального поведения, выдавали себя за классиков китайской литературы; их стихи и изречения украшали стены дворцов, парков и городских построек, внедрялся обычай подражания образцам их каллиграфии, заучивания их изречений. В политике подавления городов маньчжуры постоянно пользовались традиционной доктриной: «Земледелие — ствол, торговля-ремесло — ветви». По выражению венгерского синолога Э. Балаша, существовала «постоянно бдительная демагогия, проводившаяся с большим искусством... Делался вид, что крестьянин — венец творения, что все в стране озабочены era благополучием, и уж во всяком случае, нет никакого сравнения между благородством земледелия — „основного занятия", и любой другой профессией, в особенности торговлей, о ничтожестве которой неустанно твердил Конфуций».

Даже состоятельные слои торгово-ремесленного населения не обладали никакими политическими правами и привилегиями. Их влияние не выходило за пределы цеховых и гильдейских организаций. В глазах русских кяхтинских купцов богатые дельцы Маймачэна выглядели как бесправные люди, которые стыдились порядков в своей стране, скрывали от кяхтинских жителей существование унизительных телесных наказаний. По свидетельству тех же кяхтинских торговцев, китайцы, жившие в Маймачэне, не верили официальным сообщениям и пользовались информацией о Китае, полученной от русского населения.