Дух домашнего очага Цзао-шэнь
Дух домашнего очага Цзао-шэнь был наряду с предками главным защитником и покровителем дома, семьи, всех домочадцев. Функции его были совершенно аналогичны функциям чэн-хуанов и ту- ди-шэней: в качестве своеобразного божественного чиновника-посредника между семьей и верховным божеством Юйхуаном шанди он призван был заботиться о благополучии семьи, охранять ее покой, заступаться за нее в случае бедствий и несчастий. Вместе с тем Цзао-шэнь, как и всякий чиновник, нес и немалые обязанности иного порядка. Он следил за всем, что происходит в доме, а в конце года — 23-го или 24-го числа 12-го месяца по лунному календарю отправлялся на небо к Юй-ди, которому докладывал обо всех новостях, происшедших в его доме. Проводы и встреча его в момент наступления Нового года всегда были центральными событиями этого праздника. Накануне отправления духа домашнего очага с докладом на небо близ его изображения, обязательно висевшего в каждом доме в кухне над очагом, ставились дары: самому духу предлагали различные сладости (дабы он говорил о приятных делах), а его коню, на котором он должен был ехать, приносили пучки сена и чистую воду, иногда даже горсть ячменя. Кроме того, на самом изображении Цзао- шэня обычно мазали губы духа медом или сладкой клейкой патокой, дабы рот было нелегко открывать и опять-таки не появлялось желания говорить неприятные вещи. Затем, после отъезда Цзао-шэ- ня, его старое бумажное изображение торжественно сжигалось. Во время отсутствия духа домашнего очага семья обычно производила тщательную уборку дома, запасалась продуктами, готовясь к Новому году и к встрече своего божественного представителя. Считалось, что Цзао-шэнь возвращается обратно 1-го числа нового года. Его торжественно встречали под гром хлопушек и вспышки фейерверков. В этот праздничный момент над очагом вешали новое, заблаговременно купленное изображение духа. Популярность этого домашнего божества соперничала с популярностью самых влиятельных персон китайского пантеона.
В народе бытовали различные легенды, объяснявшие происхождение Цзао-шэня. Например, рассказывали о бедном лентяе по имени Чжан, который кормился за счет жены. Под Новый год жена послала его к своим родителям за рисом, а те, жалея бедствующую дочь, положили на дно мешка серебро.
Лентяю надоело тащить тяжелую ношу, и он отдал мешок встречному нищему. Разъяренная жена забила его насмерть, но так как дело было в новогоднюю ночь, временно закопала труп под очагом. Сожалея о содеянном, она потом повесила над очагом поминальную табличку с именем мужа и стала молиться перед ней. С тех пор обычай почитания Чжа- на в качестве Цзао-шэня распространился, по преданию, по всему Китаю.
Образ Цзао-шэня был чрезвычайно популярен в народном искусстве, бумажные картины с изображением Цзао-шэня, его супруги и помощников печатались с досок в большом количестве экземпляров. Существовали и картины с портретом одного Цзао-шэня, ибо некоторые китайцы полагали, что если повесить изображение Цзао-шэня с его супругой, то в доме не будет согласия.
В ряду территориальных и домашних божеств и духов наиболее скромное место занимал дух — покровитель индивидуальной судьбы. Его культ обычно связывался с культом звезды, под которой человек родился. Этой звезде было принято совершать индивидуальное поклонение в день рождения и в новогоднюю ночь. Соответственно, дух-покровитель этой звезды всегда оказывал помощь своему крестнику, должен был заботиться о нем.
Божество Паньгуань — распорядитель человеческих судеб
В древнем китайском пантеоне богов Паньгуань ведал судьбами людей. Его считали помощником бога города — чэн-хуана. Считалось, что в качестве Паньгуаня обожествлен после своей смерти ученый, служивший правителем одной из областей и ставший впоследствии министром церемоний при императорском дворе. Согласно преданию, основное знаменитое деяние Паньгуаня — продление жизни императора. Паньгуань исправил единицу на тройку в записи о сроке его жизни, и благодаря этому император прожил лишние 20 лет. На картинах Паньгуаня обычно рисовали в красном халате с поясом, украшенным нефритом, с магическим мечом, с изображением семи звезд (Большой Медведицы) в руке. На картинах Паньгуань замахивался на летучую мышь, что истолковывалось как выражение досады по поводу того, что счастье пришло слишком поздно (слова «счастье» и «летучая мышь» в китайском языке сходны по звучанию). Сочетание гражданского халата с кольчугой, в которую он облачен (признак военного чиновника), означает полное совершенство Паньгуаня и в гражданских, и в военных делах, его всестороннее могущество. Этого бога, вершителя человеческих судеб, изображали то разрубающим мечом чертей, то в виде веселящегося повелителя бесов, коему последние демонстрируют полнейшее послушание: катают его на повозке, угощают вином, танцуют перед ним или разыгрывают пьесы. Нередко на народных картинах Паньгуаня рисовали с обнаженным большим животом — символом полного довольства. Изображения Паньгуаня вешали на створках дверей, считая, что таким образом можно защитить комнату от проникновения нечисти.