История Китая
Амплитуда мелкобуржуазных колебаний продолжала возрастать, пока они не вылились в прямое столкновение маоистской политики с народно-демократическим общественным строем, существовавшей тогда партийно-государственной системой и обслуживавшими ее кадрами. Провалы «собственной линии» во внутренней и внешней политике, необходимость определить дальнейший путь Китая со всей остротой поставили перед руководством КНР вопрос: либо отказаться от попыток реализовать мелкобуржуазно-националистические идеи, отбросить маоистскую внутреннюю и внешнюю политику, возвратиться к курсу, основанному на принципах научного социализма, на дружбе и сотрудничестве с социалистическими странами, либо сломать народно-демократический общественный строй, сложившуюся партийно-государственную систему и устранить соответствующие ей кадры.
Реакционный переворот — временная победа мелкобуржуазной контрреволюции.
Возвращение руководства КПК на платформу научного социализма и пролетарского интернационализма означало бы для Мао Цзэдуна и его приспешников полный крах. Оно неизбежно требовало укрепления пози-ций рабочего класса в китайском обществе, его определяющего влияния на практическую политику КПК и народно-демократического государства, отказа маоистов от мелкобуржуазных националистических замыслов, родившихся под воздействием мелкособственнической стихии. Пекинские лидеры предпочли продолжить движение в противоположном направлении и поставили своей задачей установить в Китае так называемый «новый революционный порядок»Курс группы Мао Цзэдуна оказался в таком вопиющем противоречии со всем общественным и государственным строем, существовавшим в Китайской Народной Республике, что его дальнейшее проведение стало немыслимым без самых радикальных перемен.
Когда указанное противоречие достигло предельной остроты, Мао Цзэдун и его сторонники, вновь резко переменив ориентацию — теперь на крайне правую, решились на контрреволюционный переворот. В этом и только в этом заключался смысл так называемой «великой пролетарской культурной революции», задуманной и осуществленной под личным руководством Мао Цзэдуна.
Выбор был сделан. Бессознательно поддаваясь колебаниям ркционной части мелких собственников, которые снова оказались на позициях, враждебных социализму, группа Мао Цзэдуна совершенно сознательно приступила к подготовке переворота.
Еще в январе 1962 г. Мао Цзэдун вдруг заговорил о том, как совершаются перевороты: «Чтобы свергнуть ту или иную политическую власть, всегда необходимо прежде всего подготовить общественное мнение, проделать работу в области идеологии. Так поступают революционные классы, так поступают и контрреволюционные классы».
Но о каких «контрреволюционных классах» в КНР могла в то время идти речь? Со времени победы китайской резолюции прошло 12 с лишним лет. Класс помещиков был ликвидирован в ходе аграрной реформы, завершившейся почти 10 лет назад.
Класс буржуазии был преобразован за 5 с лишним лет до этого, попытку его контрнаступления разгромили в 1957 г., часть буржуазии репрессировали, а другую, как мы уже отмечали, само китайское руководство включило в сферу «противоречий внутри народа», то есть отнесли к «народу», и ее противоречия с китайским рабочим классом, по маоистской версии, утратили антагонистический характер.
Ход Мао Цзэдуна явно был рассчитан не на то, чтобы подготовить партию к возможной атаке «контрреволюционных классов». Мао давал сигнал, директиву «революционному классу», то есть своим сторонникам, маоистам, готовиться к перевороту. Это подтвердил отчетный доклад ЦК КПК IX съезду партии, который «был разработан под личным руководством председателя Мао Цзэдуна» .
По сигналу Мао «огонь по штабам» и под его лозунгом «бунт против реакционеров — дело правое» отряды хунвэйбинов вступили в действие. «Началась грандиозная битва — многосотмиллионные массы пошли на штурм буржуазного штаба Лю Шаоци» , — говорилось на IX съезде КПК.
«Культурная революция» в КНР сразу же привлекла к себе внимание всего мира. Ее фактическая сторона детально освещалась в бесчисленных статьях и информационных материалах, в сотнях брошюр и книг, вышедших во многих странах. Их абсолютное большинство живописует хаос и столкновения, захлестнувшие Китай, подробности варварского уничтожения произведений национальной и мировой культуры, буйных аутодафе, учинявшихся над книгами, безжалостных повальных расправ с партийными и государственными деятелями, еще вчера всеми глубоко почитаемыми, заслуженными революционерами, коммунистами, учеными, писателями, поэтами, художниками, музыкантами.
Вне всякого сомнения, среди гор печатной продукции последних лет о Китае литература, описывающая перипетии «культурной революции», составляет самую большую. Это освобождает от необходимости вновь заниматься внешней, событийной стороной и дает возможность сосредоточить внимание на выяснении некоторых оставшихся до сих пор неизвестными моментов, а главное— социальной сути происшедшего в КНР, скрытой под нагромождением фактов, часто противоречивых и непонятных с первого взгляда.
Все писавшие и пишущие о «культурной революции» неизбежно наталкиваются на вопрос: для чего, собственно, она понадобилась Мао Цзэдуну? Ведь и до той поры он занимал положение верховного вождя и непререкаемого авторитета, в партии и стране господствовал культ именно его, а не иной личности! И все писавшие и еще пишущие о «культурной революции» видят в ней преимущественно борьбу за власть, начавшуюся в правящих верхах и охватившую всю страну.
«Трудно понять, почему культурная революция не ограничилась сменой высших руководителей, скажем вплоть до лидеров провинций, — сетовал в августе 1979 г. гонконгский бюллетень «Чайна ньюс апалисис». — Зачем понадобилось менять руководителя, партийного секретаря в каждом учреждении, на каждом предприятии, в каждой школе и коммуне? То, что это было сделано, совершенно очевидно». В том-то и дело, что «культурная революция» решала вопрос не о кадрах, а об изменении всей народно-демократической надстройки, всей системы управления страной.
Они подверглись слому сверху донизу во всех звеньях вместе с обслуживавшими эти звенья кадрами.
С первой половины 50-х годов Лю руководил всей текущей работой КПК. включая заседания Политбюро ЦК партии, с 1959 г. занимал пост председателя Китайской Народной Республики. Все эти годы, вплоть до своего падения во время «культурной революции», он являлся официально признанным преемником Мао Цзэдуна, если бы с последним что-либо случилось.
Такой же преданностью Мао и маоизму отличался Дэн Сяопин — «второй главарь черной банды», как его называли в период «культурной революции». Дэн еще в начале 30-х годов вошел в число сторонников Мао. В награду за преданность Мао сделал его в 50-х годах генеральным секретарем ЦК КПК.
Этот пост, который в Компартии Китая перестал существовать с начала 30-х годов, после гибели от рук гоминьдановских палачей генерального секретаря ЦК КПК Сян Чжунфа, был возрожден специально для Дэна, и он занимал его вплоть до ликвидации Секретариата ЦК КПК в ходе «культурной революции».
То же можно сказать и о других членах высшего китайского партийного и государственного руководства, попавших под удар. Все они были правоверными маоис-тами, опорой Мао Цзэдуна, исполнителями его воли.
Нет, не борьба за власть, хотя и она, несомненно, имела место, была главным содержанием «культурной революции». Другое дело, что в пекинских верхах шла и идет ожесточеннейшая грызня между отдельными лицами за выгодные места в системе маоистского режима. Но даже если бы среди них действительно существовали отдельные оппозиционеры, то это все равно не объяснило бы причины «культурной революции».